Переглянувшись, молодые Брюстеры нахмурились.
Бухгалтерская фирма «Вестминстер-Хауз» полностью соответствовала своему высокопарному названию. Почтенное шестиэтажное здание восемнадцатого века на Карлайл-плейс, стиснутое соседними домами, с любовью отреставрированное. Изящная бронзовая табличка справа от входных двустворчатых дверей сообщала, чем здесь занимаются.
...«ВЕСТМИНСТЕР-ХАУЗ»
ЧАСТНЫЕ БУХГАЛТЕРСКИЕ УСЛУГИ
ОСНОВАНА В 1902 ГОДУ
От самого здания исходила аура сдержанной силы, свидетельствующей о поколениях, даже династиях состоятельных и могущественных клиентов расположенной в нем фирмы. На протяжении вот уже почти целого столетия «Вестминстер-Хауз» ненавязчиво, но решительно оказывал заметное влияние на финансовые круги Лондона, что объяснялось высоким профессионализмом и кристальной добропорядочностью фирмы, которая словно возвела вокруг себя практически непреодолимую стену безупречной репутации. Машина МИ-5 с Уэйтерсом, Прайсом и Монтроз неслась к Карлайл-плейс, готовая пробить первую трещину в этой монолитной кладке, расселину такой ширины, после которой «Вестминстер-Хауз» оказался бы в центре самых грязных и черных сплетен. Джеффри Уэйтерс свернул направо с Виктория-стрит на Карлайл, и тотчас же все находившиеся в машине были ошеломлены увиденным. Перед конторой «Вестминстер-Хауз» стояли две полицейские машины и карета «Скорой помощи» с включенными мигалками. Американский и английский разведчики и подполковник армии США выскочили из машины и, расталкивая толпу зевак, стали пробираться к зданию. Первым, словно бульдозер, двигался глава службы внутренней безопасности, размахивая своим служебным удостоверением; Лесли и Камерон старались не отстать от него.
– Служба внутренней безопасности! – кричал Уэйтерс. – МИ-5! Именем Ее Величества, пропустите меня и двух моих помощников! Речь идет о деле государственной важности!
Внутри здания царило наэлектризованное столпотворение. Все были в шоке, близком к истерике: управляющие, секретарши, сотрудники архива и обслуживающий персонал. В конце концов, протолкнувшись сквозь столпившихся плечом к плечу служащих, Джеффри Уэйтерс оказался перед мужчиной в костюме-тройке, чей внешний вид не оставлял сомнений относительно его высокого положения.
– Меня зовут Уэйтерс, я из МИ-5, у меня дело государственной важности! Что здесь произошло?
– О, что произошло? Все в таком смятении…
– Что здесь произошло? – заорал Камерон.
– Все так ужасно, все просто совершенно ужасно!..
– В чем дело? – рявкнула Монтроз.
– Брайан Чадуик, наш первый вице-президент, человек, которому, как все мы были уверены, предстояло со временем возглавить нашу фирму, только что покончил с собой!
– Всем полицейским, которые находятся здесь! – заорал сэр Джеффри Уэйтерс. – Немедленно опечатать кабинет покойного!
Бахрейн, два часа дня
В белоснежной вилле на побережье Персидского залива, в комнате с побеленными стенами и зарешеченными окнами сидел за письменным столом паренек лет пятнадцати. Эта комната была как бы тюремной камерой, но при этом в ней имелись отдельные туалет и ванная, напротив уютной кровати стоял современный телевизор, а на книжных полках теснились любые книги и периодические издания, какие только пожелал иметь заточенный в ней пленник. Его звали Джеймс Монтроз-младший, но все называли его просто Джеми.
Свой распорядок дня, если можно было считать его таковым, он устанавливал сам, в определенных пределах. Джеми мог прогуливаться по территории поместья, обнесенной глухой стеной, – правда, только в сопровождении охранника; он имел в собственном распоряжении бассейн и два теннисных корта, хотя от последних толку было мало, поскольку здесь не было других «гостей», с которыми можно было бы померяться силой. Кроме того, Джеми имел возможность заказывать себе любимые блюда. Надо признать, он был особым пленником, но тем не менее все равно пленником. Он не мог отправиться в столицу Бахрейна город Манаму или любое другое место независимого архипелага. Заточенный в стенах виллы, Джеми был лишен связи с внешним миром.
Джеми Монтроз, рослый и широкоплечий для своих лет, унаследовал все лучшее от своих красивых родителей. Он обладал той спокойной сдержанностью, которая так часто встречается у детей военных. Определенно, это качество является следствием частых переездов с одной военной базы на другую, которые расположены как на родной земле, так и за границей, и постоянной необходимости привыкать к незнакомому и новому. Однако в случае с сыном Лесли Монтроз было у него одно качество, которое обычно отсутствует у детей военных. В то время как неумолимая статистика свидетельствует об общем чувстве недовольства образом жизни родителей, которое с годами вырабатывается у детей военных, Джеймс Монтроз-младший уважал выбор матери и боготворил своего отца, или, точнее, его память.
И преданность эта не проявлялась в воинственной показухе; Джеми не превозносил бездумно до небес все положительные аспекты армейской жизни, каковых было немало. Он чувствовал, что это решение каждый человек должен принимать сам, после тщательного изучения и оценки своих сильных и слабых сторон. Если возникла бы необходимость описать Джеми одним выражением, вероятно, лучше всего было бы сказать, что он является наблюдателем, который пристально присматривается ко всем обстоятельствам перед тем, как стать активным участником. Последние несколько лет внезапных перемен приучили его быть осторожным и не торопиться высказывать свое мнение вслух, но при этом не сделали пассивным и неуверенным. Под внешним лаконичным спокойствием скрывалась сила и решимость быстрого рассудка.