Возвращение Матарезе - Страница 187

187

– Я не только оскорблен, – ледяным тоном произнес кардинал, сохранивший остатки мужской красоты. – Я вне себя от ярости. Мало того, что я являюсь князем Святой церкви, служению которой посвятил всю свою жизнь. Пытаться связать меня с каким-то безумным всемирным экономическим заговором – это полный бред, и его святейшество, вне всякого сомнения, увидит истину. Ваше вздорное обвинение – лишь еще одна нападка на католическую церковь, от которых нам приходится постоянно страдать.

– Ого, милейший мой кардинал, вот вы и выдали себя. Разве я хоть словом обмолвился о всемирном экономическом заговоре?

Широко раскрыв глаза, Паравачини резко повернулся к Брэндону. Он понял, что сам загнал себя в ловушку.

– Мне больше нечего вам сказать.

– В таком случае, мне придется уродовать ваше лицо до тех пор, пока вы не соизволите заговорить. – Положив бумаги и конверт на палубу, Скофилд поднялся с кресла и с угрожающим видом двинулся на князя церкви.

– Мой старый друг, тебе не нужно покрывать ссадинами свои хрупкие руки, – вмешался Тогацци, отходя от ограждения. – Я отдал фотоаппарат одному из своих людей. Для полноты картины. Не сомневаюсь, он сфотографирует труп на лужайке, и вместе с остальными снимками это позволит восстановить полную картину. Доказательства будут неопровержимыми. У меня есть друзья в римской курии. Этот изменник, предавший веру, станет позором церкви, изгоем в своем кругу.

Внезапно, без предупреждения, кардинал Паравачини вскочил с кресла и вырвал пистолет из старческой руки Тогацци. Не успел Скофилд опомниться, как священник приставил дуло себе к виску и выстрелил, разбив череп на тысячу осколков.

– Morte primo di dishonore, – заметил дон Сильвио, глядя на обезображенный труп. – Надеюсь, ты знаешь эту итальянскую пословицу, восходящую к шестнадцатому веку.

– «Смерть лучше бесчестья», – тихо промолвил Брэндон. – Убогие татуировки опошлили эти слова, но они не потеряли своего значения. У кардинала были власть, богатство и огромное влияние, как в церкви, так и за ее пределами. Лишенный всего этого, он стал бы ничем.

– Rispetto, – добавил Тогацци. – Он пользовался уважением, а без уважения он потерял бы свое достоинство. А в Италии мужчина, особенно священник, должен любой ценой беречь свое достоинство.

– На этом в истории итальянского отделения Матарезе можно поставить точку. Нам следует переправить эти материалы нашим компьютерным чародеям в Амстердам. Быть может, им удастся что-нибудь вытащить. Пока что это все, чем мы располагаем.

Вдруг на борту яхты зазвонил телефон, и оба старика вздрогнули от неожиданности. Пять звонков разорвали тишину, прежде чем Брэндон отыскал аппарат.

– Buon giorno, – сказал он, готовый передать трубку Тогацци, если звонящий будет говорить по-итальянски слишком быстро.

Однако женский голос отчетливо произнес по-английски, хотя и с акцентом:

– Вы пролили кровь Паравачини, достойнейшего человека. Вы за это дорого заплатите.

В особняке, в библиотеке у окна горничная повесила трубку и положила бинокль на столик. Затем собрала обрывки скотча и веревок, окинула взглядом библиотеку и, выходя, аккуратно прикрыла за собой дверь. По щекам женщины текли слезы; ее возлюбленного больше нет в живых, и ее жизнь никогда уже не будет такой, как прежде.

Глава 34

– Вам троим нужно возвращаться в Лондон, – сказал Фрэнк Шилдс Прайсу, который находился в Филадельфии. – Немедленно.

– Что насчет Вальберга?

– Мы обо всем позаботимся. Наши люди уже были у него дома. Они забрали труп и уничтожили все следы самоубийства. В средства массовой информации ничего не попадет; для всего мира Бенджамин Вальберг просто бесследно исчезнет.

– Он жил один?

– У него был дворецкий, или слуга, или как там его еще назвать, который жил на том же этаже. Этот человек имел диплом санитара. У Вальберга часто случались депрессии; его жена умерла несколько лет назад, а замужние дочери переехали к мужьям в Лос-Анджелес и Сан-Антонио. У нас развязаны руки. На автоответчике записано сообщение, что Вальберг по делам уехал из города.

– Как вы думаете, что будет дальше?

– Я очень надеюсь, что трое его дружков-Матарезе, Фаулер, Уайтхэд и Николс, сойдут с ума, не имея возможности с ним связаться. А если ты хорошо поработал в Нью-Йорке и Палм-Бич, они предположат худшее и начнут подыскивать себе нору, где можно будет спрятаться и переждать грозу. И тогда неизбежны ошибки.

– Можете не сомневаться, Фрэнк, я свое дело сделал. А теперь вернемся к Лондону. Что у нас там?

– Предлагаю всем сесть и приготовить успокоительное. Матарейзену удалось бежать из МИ-5.

– Это же невозможно! – взревел Прайс.

– Увы, это правда, – ответил Шилдс. – В детали я вдаваться не буду, но Матарейзен бежал и сейчас предположительно скрывается где-то в Европе.

– Боже милосердный!

– Это еще не все. Скофилд со своим другом Тогацци разыскали человека Матарезе в Милане. Это оказался тот самый кардинал Паравачини, о котором ты упоминал.

– В этом нет ничего удивительного, – вмешался Прайс. – Они с ним работают?

– Нет, Паравачини покончил с собой, пустил себе пулю в голову, поняв, что его связь с Матарезе раскрыта.

– Ему оставили оружие?

– Он выхватил пистолет у старика Тогацци. Но я веду к тому, что кардинал, перед тем как на него вышли наши ребята, получил пакет, переправленный через множество курьеров от Матарейзена. Внутри компьютерная белиберда, поэтому пакет отправили самолетом на Кайзерсграхт. Но одно можно сказать уже сейчас: Матарезе сдвигают свой график вперед…

187