– Кто это такие? – спросил Брэндон, отрываясь от подзорной трубы, чтобы уступить место дону Сильвио. – Ты их знаешь?
– Одного я знаю очень хорошо, и вот ответ, кто заправляет делами Матарезе в Италии. Второй мне незнаком; но я могу высказать свою догадку: мы уже видели этот затылок, хотя и на расстоянии.
– Так кто же это?
– Водитель той старой развалюхи, следом за которой мы и приехали сюда.
– Священник?
– Эти люди оба священники. Тот, что постарше, – это кардинал Рудольфо Паравачини, прелат, пользующийся значительным влиянием в Ватикане.
– Значит, это он возглавляет итальянское отделение Матарезе?
– Он родной дядя покойного Карло Паравачини, того самого, которого живьем сожрали птички.
– Но при чем тут Ватикан?
– Полагаю, родственные узы сильнее крови Христа. Определенно, в данном случае это так.
– Прайс и Лесли упоминали о нем. Но ничего конкретного у них не было.
– Зато теперь есть, Брэндон. Вот, смотри. Они поднялись на борт яхты, прошли под навес на корме. Говори, что видишь.
– Хорошо. – Скофилд прильнул к окуляру подзорной трубы. – Боже милосердный, старик вскрыл пакет из Барселоны. Ты был прав!
– Вопрос стоит в том, – задумчиво произнес Тогацци, – что нам делать дальше?
– Судя по виду, это поместье не слишком укреплено. Почему бы нам не наведаться в гости к твоему кардиналу, пока он не передал содержимое посылки дальше или не уничтожил его, что также весьма вероятно?
– Согласен.
Тогацци пригласил на веранду своих людей, и каждый по очереди посмотрел в подзорную трубу. Был быстро составлен и подправлен план действий. Скофилд и Тогацци, словно вернувшись назад на много лет, вспомнили те дни, когда вдвоем проникали в расположение врага. Двое телохранителей, получив четкие распоряжения, ушли; трое остались с доном Сильвио и Брэндоном.
– Ты остаешься здесь, – по-итальянски приказал Тогацци одному из них, кивая на будку у шлагбаума, закрывающего дорогу к затерявшемуся в лесу убежищу. – Держи с нами связь. Если пожалуют незваные гости, что маловероятно, ты знаешь, что делать.
– Si, мой господин. Сначала противопехотные мины по внешнему периметру.
– Мины? – Скофилд, подавшись вперед, едва не свалился с плетеного кресла. – То же самое, что было в горах под Портофино?
– Вижу, ты не забыл, – подтвердил дон Сильвио. – Тогда мы окружили наш лагерь минным полем, и те, кто нас искал, парализованные страхом, не осмелились идти дальше.
– А пока они отходили назад и искали другие пути, мы переносили свой лагерь в другое место, – усмехнувшись, закончил Брэндон. – Все обошлось без жертв, без международных скандалов. Взрывы были списаны на необнаруженные мины, оставшиеся со времени партизанских войн.
– Я добавил одно усовершенствование, – скромно объяснил дон Сильвио. – Теперь здесь есть и внутренний периметр мин, расположенных значительно ближе к дороге. Все они также приводятся в действие из будки охранника.
– Восхитительно, – рассмеялся Скофилд.
– А вы двое, – продолжал по-итальянски Тогацци, обращаясь к двум оставшимся телохранителям, – поедете с нами. Отвезете нас к поместью, высадите в паре сотен метров от ворот. Затем отгоните машину на стоянку и занимайте свои места.
– Будет исполнено.
Первая машина свернула с дороги в четверти мили от владений Паравачини. Телохранители успели переодеться. Вместо обычных неприметных костюмов, которые были на них в Милане, теперь они были одеты в то, что лучше всего описать как наряд, в котором бедные крестьяне ходят по воскресеньям в церковь: старый, мешковатый, но чистый. Оба несли корзины с местными сортами цветов – подношение влиятельному землевладельцу. Выйдя на пыльную дорогу, телохранители направились под жаркими лучами солнца к особняку Паравачини. Оба взмокли, рубашки у них потемнели от пота. Последние две сотни ярдов перед домом дорога покрылась асфальтом. В домике привратника с окошком, закрытым толстым стеклом, никого не было; шлагбаум был поднят, опять-таки указывая на то, что в поместье никого нет.
Лжекрестьяне, тяжело ступая, поднялись на величественное крыльцо и позвонили в дверь – по пустынным помещениям раскатились гулкие отголоски. Дверь открыл слуга, в расстегнутой рубашке, с многодневной щетиной на щеках и подбородке. Увидев крестьян, он грубо крикнул им по-итальянски:
– Что вам нужно? Дома никого нет!
– Piacere, signore, мы бедные крестьяне, живущие в горах под Белладжио, – заговорил тот, что справа. – Мы пришли, чтобы отдать дань памяти великого дона Карло, который по праздникам всегда щедро одаривал наши семейства.
– Он умер несколько недель назад. Что-то вы припоздали.
– Мы не смели прийти сюда, когда здесь было так много важных людей, – подхватил тот, что слева. – Синьор, можно нам внести корзины? Они довольно тяжелые.
– Оставьте их здесь! В доме и так уже слишком много цветов, замучаешься поливать все.
– Синьор, откройте свое сердце, – добавил тот, что справа, заглядывая за спину высокомерному слуге.
– Нет!
– Как тебе угодно.
Этот же телохранитель внезапно прыгнул вперед и, схватив слугу за плечи, с силой согнул его пополам, одновременно ударяя в лицо коленом правой ноги. Обливаясь кровью, слуга повалился на пол, теряя сознание. Люди Тогацци быстро оттащили тело в соседнюю комнату, закрыли дверь и начали быстрые, но тщательные поиски. В библиотеке они обнаружили горничную; в строгом платье с передником, она сидела, развалившись в кресле, листая энциклопедию и разглядывая в ней картинки.
– Scusi, signori! – поспешно воскликнула она, вскакивая с кресла. – Нам сказали, – продолжала она по-итальянски, – что, после того как мы закончим все дела, нам можно будет немного отдохнуть и расслабиться.